Позывные — «02» - Кудрат Эргашев

Внутри хозяин, вооружившись шваброй, кряхтя, вытирал пол под кроватью. У стола мужчина лет тридцати с жестким чубчиком, торчащим над смуглым лбом, нарезал мелко-мелко лук для салата и мурлыкал себе под нос модную песенку. Он словно и не заметил, как в комнату вошел небрежно одетый, хотя и во всем «фирменном», молодой человек. Тот, однако, сразу же отшатнулся и сделал движение обратно к двери.

— Эй, Василь Терентич! — кухонный нож на мгновенье замер в воздухе. — Тут кто-то пришел, а ты, прости меня, не тем местом к гостю поворачиваешься!

Хозяин поднялся с колен, оставил швабру и вдруг засуетился:

— А-а, это ты? Пришел, значит. А мы тут с дружком кой-чего обмыть как раз собрались. Вот, познакомьтесь…

Он волновался и мог себя легко выдать. Касымбетов (лук нарезал, конечно, он) напустил на себя недовольный вид. Он ловким движением подхватил со стола бутылку «Столичной», спрятал ее в буфет и резко захлопнул дверцу. Лишь после этого подал незнакомцу руку и буркнул:

— Тимур.

— Марик, — представился в свою очередь гость.

Хозяин топтался на месте, явно не зная, как ему действовать дальше. Пока же Касымбетов успел разглядеть «Марика». Тот был сложен на зависть: крутая грудь, широкие плечи. Лицо его, не лишенное привлекательности, было, однако, испорчено красноватыми пятнами, припухлостью, возникающей обычно у людей, которые ведут разгульную жизнь. «Опохмелиться желает, — заключил инспектор, — не зря же он так недовольно зыркнул, когда я водку со стола убрал…»

— Так, может, того, — неуверенно произнес Середа, — присядем, значится? — и покосился на буфет. — Ты что ее прячешь от своих людей? Доставай…

Тем же резким недовольным движением Касымбетов открыл дверцу и поставил «Столичную» снова на стол, рядом с салатницей.

— Не торопишься? — спросил он у «Марика». — Срочных дел не предвидится?

Тот пожал широкими плечами.

— Да нет вроде. Я же в отпуске.

— Тогда другое дело. — Касымбетов вздохнул. — А я вот уже и забыл, когда отдыхал по-настоящему. Смех… Иссык-Куль рядом, а я не помню, когда в последний раз купался! — Он оживился, откупорил бутылку, расставил стаканы. — Анекдот я вспомнил: один турок упал с русского парохода, а как по-русски сказать «тону» забыл. Вот он и кричит: «Последний раз купаюсь!» Смешно, а?

«Марик» улыбнулся, и старик Середа хохотнул тоже, хотя соли анекдота не ощутил.

«Добро еще руки у старика от тряпки мокрые, — подумал Касымбетов, — не то полез бы здороваться с этим «Мариком», а у самого пятерня дрожит…»

После второго стакана разговор пошел веселей, однако «Тимур» — Касымбетов взглянул на опустевшую бутылку и нахмурился:

— Вроде и не пили мы, мужики, а уже дно видать. Ну, — он оглядел небольшое застолье, — кто мотает за очередной?

Старик отвернулся, потупясь.

«Марик» развел руками:

— Я бы — за милую душу, только в кармане — пшик… — Он для убедительности вывернул карман и со значением посмотрел в глаза Касымбетову.

Тот в свою очередь оглядел «Марика» с ног до головы и предложил:

— Толкни мне свои джинсы — разживешься. Для тебя исключение сделаю, потому что вообще-то шмотье меня не интересует. Золотишко — другое дело… — Он испытующе взглянул на гостя. — Валюта… Только откуда ей быть у тебя?

— Это ты прав, — глаза «Марика» нехорошо сузились.

— Слухайте, хлопцы, договоритесь в конце концов — и крышка! — вставил вовремя старый Середа. — Чего тут темнить? — обратился он к «Марику» и ткнул в Касымбетова пальцем. — Это и есть тот самый человек, про которого я тебе говорил.

— Старик! — Касымбетов стукнул ладонью по столу так, что стаканы зазвенели. — Кто тебя просил вмешиваться? — Он вдруг обмяк и махнул рукой. — Ладно… Все равно ты уже проговорился, — и повернулся к «Марику». — Связал нас одной ниткой старый таракан. Давай теперь начистоту. Дело-то хоть стоящее? Учти, ни я, ни бабуся мелочиться не любим.

— Золотых гор не обещаю, — откликнулся как-то равнодушно «Марик», — но куска на два с половиной вся куча потянет.

«Две с половиной тысячи! — прикинул быстро Касымбетов. — Это почти полная стоимость тех облигаций, которые были взяты в ташкентской сберкассе».

— Что же за товар? — спросил он осторожно.

— Чем больше будешь знать, тем скорее помрешь, — мрачно откликнулся гость.

— Как хочешь, — Касымбетов пожал плечами. — Я к тому спрашиваю, что шмотье, — я уже тебе говорил, — по бабусиной части. Захочешь — сведу тебя с ней. А я беру валюту, ну, может, меченое. Но только уж по моей таксе. Чтоб без обид потом.

— Что еще за «меченое»? — спросил гость.

Касымбетов ухмыльнулся:

— Сразу видать: до профессора тебе, парень, далековато.

— Я добытчик, а не лавочник, — «Марик» пренебрежительно хмыкнул.

— Меченый товар — это облигации, аккредитивы, ну и прочее такое. Там же номера на них. Секешь? — снисходительно объяснил Касымбетов и добавил: — Я могу взять, но только мешком. А две-три бумажки дари своему дедушке в день его рождения.

— У меня ничего такого нет, — гость сплюнул на пол и закурил.

— Ну, еще… — Касымбетов решил пойти ва-банк, хотя и говорил будто нехотя, — еще мог бы взять «пушку». Только фирменную. Самоделок не требуется. Вот наган — это вещь, — он мечтательно прикрыл глаза. — Со ста метров насквозь дырявит.

— Мокрянка не по нашей части, — «Марик» недовольно пожал плечами.

— Да ты не морщись! За кого меня принимаешь? — вскинулся Касымбетов. — Я не дурее тебя. Мочить — не мастак тоже. Мое дело: купи — продай, опять купи — опять продай, чтоб подороже, конечно. И чтоб не громоздко. Секешь опять?

Гость кивнул.

— Так где твой товар?

— Неподалеку.

— В камере хранения, что ли?

— Да нет. На хате одной.

— Тогда что ж, — Касымбетов с сожалением посмотрел на пустую бутылку, — вперед на мины, как говорится. Потопали, а то бабуся спать ложится с курами.

Валиев в окно директорского кабинета увидел, как двое вышли из дому и двинулись в сторону вокзала. Старик Середа стоял на пороге, глядя им вслед.

«Марик» шагал так быстро, что Касымбетов, сам человек весьма проворный, едва поспевал за ним.

— Долго еще топать? — недовольно спросил он.

— Минут десять, — ответил, не оборачиваясь, «Марик».

Они вошли в узкий сумеречный переулок. Здесь было безлюдно. «Марик» чертыхнулся, стащил с ноги туфлю и начал вытряхивать из нее камушек.

Касымбетов прошел чуть вперед, достал сигарету, чиркнул спичкой и, когда привычно поднес к сигарете огонек, прикрывая его обеими ладонями от ветра, вдруг почувствовал, как в спину, между лопаток, уперся покалывающий кожу кончик ножа.

— Стоять! — угрожающе произнес «Марик».

«Неужто старик выдал? — мелькнуло в голове у инспектора. — Быть не может… Значит, я сам переиграл».

Стараясь оставаться спокойным, он небрежно бросил через плечо:

— Не дури!

— Я тебя сразу раскусил, гад. Как только ты мне баки забивать начал.

Острие финки укололо больней. Инспектор ощутил холодок под сердцем. «Резкий поворот… удар согнутым локтем по кисти, держащей нож…» — всплыло заученное, но он тут же отогнал эту мысль прочь.

— Сознавайся, паскуда, кто ты есть… — «Марик» пошевелил финкой, слегка вращая лезвие.

— Убери кесарь, скотина! — произнес сквозь зубы Касымбетов. — Сявка ты, если приблатненного распознать не умеешь.

«Марик» убрал финку.

— Проверка, — сказал он спокойно. — Не обижайся. Шеф у нас строгий. Без техосмотра к себе подпускать запрещает. А нервы у тебя крепкие, молоток!

— Да пошел ты!.. — выругался Касымбетов.

Он прекрасно понимал, что проверка еще не окончена, и потому зло бросил «Марику» в лицо:

— Связываться с вами не желаю, — сразу видно, что вы за хмыри! Бывай здоров! — и, круто повернувшись, он зашагал обратно.

— Постой! — «Марик» догнал его. — Вот теперь я тебе верю. Пошли!

Вскоре «Марик» и двое его сообщников с чемоданами в руках поспешно шагали вслед за Касымбетовым по кривым улочкам привокзального поселка. Из-за угла вышли, пошатываясь, громко разговаривая и хохоча, двое парней. То были Галкин и Цыганов. Они двигались следом, держась, впрочем, на расстоянии, чтоб не вызывать подозрений.

— С бабкой торговаться надо, гороху наевшись, — наставлял на ходу своих спутников Касымбетов. — Кадра такая, что, кажется, никакой пушкой не прошибешь. Но все же и по дешевке не отдавайте. Я тоже, между прочим, в барыше заинтересован, а с ведьмы этой много не сдерешь: даст четвертак — и заткнись. А так, я думаю, и вы пару сотен подкинете. А может, больше?

— Не скули, — раздраженно оборвал его человек, одетый лучше других, да и манеры у него были властные. По всему судя, именно он и являлся тут главарем. — Не обидим… — Это была едва ли не единственная фраза, которую он проронил за все время пути.